Памяти моей бабушки
Рут Хант Редингер
(1910–2011)

Смертный страх важен не менее любви. Он пронзает нашу жизнь до глубин нутра — и так мы понимаем, кто мы есть. Попятишься, прикроешь глаза? Или тебе хватит сил шагнуть к обрыву и заглянуть в бездну? Хочешь ты знать, что там обитает, или и дальше жить в сумеречном самообмане, где нас заточил этот мир торгашей, где мы заперты, как слепые гусеницы в вечном коконе? Что ты сделаешь — зажмуришься, съежишься и умрешь? Или с боем пробьешься наружу и взлетишь?

Станислас Кордова. «Роллинг Стоун»,
29 декабря 1977 г.

Пролог

Нью-Йорк, 02:32

Как ни крути, у каждого из нас — своя история про Кордову.­

Скажем, соседка нашла его фильм в коробке на чердаке и больше не заходила в темные комнаты одна. Или чей-то парень­ похвастался, что в интернете отыскал пиратские «Ночами все птицы черны», посмотрел и теперь не желает об этом говорить,­ словно это было чудовищное испытание, которое он едва пережил.

Можно относиться к Кордове как угодно — одержимо пересматривать, равнодушно пожимать плечами, — но он живет, чтобы мы были против. Он — разлом, черная дыра, невнятная угроза, беспощадная вспышка неведомого в нашем чересчур обнаженном мире. Скрывается в подполье, незримо шныряет по темным углам. Прячется под железнодорожным мостом в реке, где таятся все потерянные улики и ответы, которым не увидеть света дня.

Миф, монстр, смертный муж.

Но я все-таки верю, что Кордова, когда нужен позарез, умеет выйти навстречу, как загадочный гость, которого замечаешь через всю комнату на многолюдной вечеринке. Глазом не успеешь моргнуть, а он стоит прямо перед тобой, у чаши с пуншем, и смотрит, когда ты оборачиваешься и небрежно интересуешься, который час.

Моя история про Кордову во второй раз началась дождливой октябрьской ночью — я был один из многих, кто носится кругами, со всех ног мчится в никуда. В третьем часу я бегал вокруг водохранилища в Центральном парке — рискованная привычка, завелась у меня в последний год: я был так накручен, что не уснуть, меня по пятам преследовала инерция, и нечем было ее объяснить — разве только смутной догадкой, что лучшие годы жизни позади и улетучились шансы, которые в юности я так естественно предвкушал.

Холодно было, я до нитки промок. Гравийную дорожку изрыли лужи, черную гладь водохранилища окутал туман. Он застревал в прибрежных камышах и стирал окраины парка, словно их нарисовали на бумаге и отодрали кромку. От величе­ственных небоскребов Пятой авеню остались только редкие зо­лотые огоньки, что горели во мраке, отражаясь в воде у берега, точно потускневшие монетки на дне. Под очередным чугунным­ фонарем моя тень рывком бросалась мимо меня, поспешно блед­нела и отклеивалась, — наверное, ей духу не хватало остаться.

Заходя на шестой круг, я миновал Южный гидроузел, глянул через плечо и увидел чью-то фигуру.

Под фонарем стояла девушка — лицо в тени, алое пальто пропитано светом из-за спины, разрезает ночь мазком ярко-красного.

Девушка, здесь, одна? Совсем рехнулась?

Я развернулся, смутно досадуя на девчонкину наивность — или беспечность, или что уж там привело ее сюда. Женщины Манхэттена, конечно, роскошны, но порой забывают, что не бессмертны. Развеселыми пятничными вечерами рассыпаются по городу, точно конфетти, думать не думают, в какую дыру про­валятся к субботе.

Дорожка вела на север, дождь колол лицо, кривым тоннелем нависали отяжелевшие ветви. По щиколотку забрызгавшись грязью, я обогнул ряды скамеек и дугу мостика.

Девушки как не бывало.

Но затем далеко впереди мелькнуло красное. Я еле рассмот­рел — оно опять исчезло, — а вскоре различил темный худой силуэт: она медленно шагала впереди вдоль чугунных перил. Черные сапоги, темные волосы до лопаток. Я поднажал: обгоню ее под фонарем, пригляжусь, все ли с ней хорошо.

Но когда приблизился, отчетливо заподозрил, что хорошо не все.

Стук шагов — слишком тяжелы для этой худышки, и шла она одеревенело, словно поджидала меня. Мне вдруг почудилось, что, когда я ее нагоню и она обернется, лицо ее вовсе не будет молодо — лицо будет старое. Истраченное лицо старухи вперится в меня запавшими глазами, рот — как рубец топора на древесном стволе.

Осталось всего несколько футов.

Она поднимет руку, сцапает меня за локоть, и хватка ее будет по-мужски сильна, ледяна...

Я пробежал мимо, но она не подняла головы, спряталась за волосами. Когда я снова обернулся, она уже выступила из-под фонаря в темноту — безликий силуэт, вырезанный из мрака, плечи очерчены красным.

Я побежал дальше, срезал по дорожке, что петляла меж гус­тых кустов, и ветки хлестали меня по рукам. В следующий раз, когда нагоню, остановлюсь, скажу что-нибудь — посоветую домой идти.

Но я намотал еще круг, а ее не увидел. Оглядел склон холма над конными дорожками.

Ничего.

Я добежал до Северного гидроузла — каменное здание, для фонарей недосягаемое и облитое темнотой. Ничего не разглядишь, только узкие ступени под проржавевшими дверями, на дверях цепь с замком, рядом табличка: «НЕ ВХОДИТЬ! СОБСТВЕННОСТЬ НЬЮ-ЙОРКА».

Приблизившись и задрав голову, я вздрогнул: она была там, стояла на крыльце, сверху вниз смотрела на меня. Или сквозь меня?

Когда мозг переварил эту картину, я уже слепо промчался дальше. Но то, что я рассмотрел в эту долю секунды, снимком со вспышкой плыло перед глазами: спутанные волосы, кроваво-красное пальто во мраке запеклось бурым, лицо поглотила тень, — может, и лица-то никакого нет.

Мне явно не стоило пить четвертый скотч.

Было время, и не очень давно, когда я так запросто не пугал­ся. «Скотт Макгрэт, журналист, который спустится в ад, лишь бы взять интервью у Люцифера», как однажды написал некий блогер. Я считал это комплиментом. Зэки, татуировавшие себе лица гуталином и собственной мочой, вооруженные подростки Вигарьо-Жерал на приходе, медельинские тяжеловесы, которые­ ежегодно мотаются отдохнуть в тюрьму на Рикерс-Айленд, — все это я созерцал не моргнув глазом. Просто декорации, пейзаж.

А теперь психую из-за женщины во тьме.

Наверняка пьяная. Или транков перебрала. Или, может, больные на голову отроки взяли ее на слабо, хулиганка с Верх­него Ист-Сайда надоумила. Если все это, конечно, не расчетливая подстава, а где-нибудь тут не притаился ее парень и вот-вот не напрыгнет, крысеныш помойный.

Если все задумано так, их ждет разочарование. Ничего цен­ного у меня с собой нет — только ключи, выкидной ножик и карточка на метро, где осталось баксов восемь.

Ладно, допустим, у меня черная полоса, невезуха — назовите как хотите. Не приходилось махаться... ну, строго говоря, с конца девяностых. Но не забудешь ведь, как драться за свою жизнь. И никогда не поздно вспомнить, если еще жив.

Ночь была неестественно тиха, мертва. И туман этот над водой — растекся, заполз меж деревьев, пожрал дорожку, как болезнь, метастазы, выхлоп здешнего воздуха.

Еще минута — и я снова подбегал к Северному гидроузлу. Просвистел мимо, думал, увижу ее на крыльце.

На крыльце пусто. Ее нигде нет.

Но чем дольше я бегал, чем дальше разворачивалась предо мною дорожка — подземный ход в новое сумеречное измерение, — тем яснее понимал, что встреча наша оборвалась прежде­временно, будто песню вырубили на окрыленной ноте, кинопро­ектор зафырчал и застыл, пары секунд не дожив до кульминационной сцены погони, и экран побелел. Никак не удавалось стряхнуть навязчивое подозрение, что девушка очень и очень здесь, прячется где-то, наблюдает за мной.

В сырой канве ароматов, меж запахов грязи и дождя, я, чест­ное слово, уловил дуновение духов. Сощурившись, вгляделся в тени под холмом, ожидая вот-вот разглядеть ярко-красную рану, ее пальто. Может, сидит на скамейке, стоит на мостике. А вдруг она пришла наложить на себя руки? Вдруг она взобралась на перила, подождала, безысходно обратив ко мне лицо, и шагнула, кулем камней упала вниз, на далекую дорогу?

Может, я выпил пятый скотч и сам не заметил. Или этот клятый город все-таки меня доконал. Я спустился по ступеням,­ по Ист-драйв вышел на Пятую авеню, свернул на Восточную Восемьдесят шестую, и тут дождь обернулся ливнем. Я пробежал три квартала, мимо ресторанов за рольставнями, мимо ослепительных вестибюлей, откуда порой выглядывали скучающие швейцары.

У входа на станцию «Лексингтон» я расслышал рокот надвигающегося поезда. Припустил по лестнице, махнул карточкой, миновал турникет. На платформе малолюдно — пара юнцов да пожилая тетя с коричневым пакетом из «Блумингдейлз».

Поезд влетел на станцию, со скрежетом затормозил, и я вошел в пустой вагон.

«Экспресс номер четыре следует в Бруклин. Следующая остановка — „Пятьдесят девятая улица“».

Стряхивая воду, я выглянул на опустевшие скамьи, на размалеванную граффити афишу фантастического кино. Бегущего человека на афише ослепили, черным маркером выцарапали ему глаза.

Двери упруго затворились. Заскрипели тормоза, поезд двинулся прочь от платформы.

И тогда я заметил, как поодаль на платформу спускаются блестящие черные сапоги и что-то красное — красное пальто. Ниже, ниже, промокшие черные волосы чернилами обливают плечи — она, девушка с водохранилища, призрак, ну или кто она есть? Но не успел я сообразить, сколь это невозможно, не успел мой рассудок заорать: «Она идет за мной!» — поезд нырнул в тоннель, окна почернели, и в стекле мне осталось только мое отражение.

НОЧНОЕ КИНО

Городской отдел судмедэкспертизы сообщил о результатах опознания тела, найденного в четверг в пустом пакгаузе в Чайнатауне. Тело принадлежит Александре Кордове, дочери лауреата премии Американской академии кинематографических искусств и наук режиссера Станисласа Кордовы. Мисс Кордове было 24 года.

Причина смерти пока не установлена, однако полиция рассматривает версию о том, что мисс Кордова, по имеющимся данным давно страдавшая депрессией, покончила с собой, прыгнув в шахту неработающего лифта, говорит официальный представитель городской судмедэкспертизы Эктор Х. Маркос.

Мисс Кордова была классической пианисткой и некогда вундеркиндом. В 12 лет она дебютировала в Карнеги-холле, где с Московским филармоническим оркестром сыграла Концерт для фортепиано соль мажор Равеля. Мисс Кордова оставила музыку в 14 лет, отказавшись от дальнейших концертов, гастролей и появлений на публике.

Она росла среди холмов Адирондака, в обширном отцовском поместье «Гребень», послужившем декорациями многим фильмам мистера Кордовы, включая психологический триллер 1979 года «Тиски для пальцев». В 2009 году мисс Кордова окончила колледж Амхёрста. В отличие от своего единокровного брата Тео Кордовы, нередко снимавшегося в фильмах отца, мисс Кордова появилась на экране лишь однажды, сыграв младшую из детей Стевенса в «Дышать с королями» (1996), экранизации романа Августа Хауэра.

Редакции не удалось связаться с родными мисс Кордовы.

Дочь Кордовы найдена мертвой

Александра Кордова, 24-летняя дочь культового повелителя теней Станисласа Кордовы, была найдена мертвой в центре Нью-Йорка — подозревают самоубийство. Тем самым в биографию человека, изобретательно создавшего и отвергшего свою темную легенду, вписана новая черная глава. И напрашивается самоочевидный вопрос: это лишь печальное совпадение? Или весь род жестоко проклят? Мы будем держать читателей в курсе событий. [«Нью-Йорк таймс»]

Александра Кордова (24 года), дочь кинорежиссера Станисласа Кордовы, была найдена мертвой вчера в заброшенном здании пакгауза на Нижнем Манхэттене.

В современном мире твитов, инфоперегруза и всеобщей прозрачности Станислас Кордова — исключение. Дав интервью «Роллинг Стоуну» в 1977 году, он перестал появляться на публике и беседовать с журналистами. Те, кто с ним работает, соблюдают строжайший кодекс молчания. 15 фильмов Кордовы — душераздирающие странствия в обиталищах зла — по сей день считаются культовыми и стоят в ряду самых страшных фильмов в истории кинематографа. Равно загадочен и сам режиссер, чья карьера и личная жизнь полны спорных подробностей.

Тайм публикует краткий иллюстрированный обзор пути Кордовы, непостижимого человека, который, даже пребывая в тени и храня молчание, по-прежнему вызывает бурю.

Истоки

Кордова рос в Южном Бронксе, единственным ребенком матери-одиночки; касательно прочих обстоятельств его воспитания достоверно известно немногое. Когда поиск личных фотографий режиссера-затворника превратился в культовую забаву его поклонников, вышедшая на пенсию преподавательница начальной школы № 12 выступила с заявлением, что на этом снимке запечатлен Кордова (слева на заднем плане). По изучении списков учащихся выяснилось, что в 1948 году в ее класс поступил мальчик по имени Стэн Кордова. Ему ставили низкие оценки за «угрюмость».

Босс

Бывшая официантка кафе «Чё?» Джессика Рамирес утверждает, что была подругой Кордовы в период с 1960 по 1962 год. По ее словам, Станислас бросил школу в старших классах и промышлял мелкими правонарушениями. Украв «форд-тандербёрд», он стал зарабатывать шофером — нарядившись в ливрею, возил проституток в порочной нью-йоркской ночи 1960-х, — а днем писал сценарий, впоследствии ставший его леденящим кинодебютом «Силуэты, омытые светом» (1964). «Глаза у него были инопланетные, — говорит Рамирес. — Взгляд словно преодолевал многие световые годы — и выворачивал тебя наизнанку». У нее осталась лишь одна фотография, где она (слева) изображена вместе с Кордовой (в центре).

Темный гений

Кинокомпания «Уорнер Бразерс» обнародовала этот фотопортрет Кордовы, сделанный на съемочной площадке его второго фильма «Наследие» (1966). Фильм, пугающая история о десятилетнем мальчике, который решает убить злого окружного шерифа, впервые поднимал темы, которые Кордова станет исследовать в своем творчестве постоянно: жуткая изнанка красоты и нормальности; раздробленная природа человеческой личности, таящей невысказанные страхи, жажду насилия и аморальные сексуальные позывы, и само по себе «ночное кино» как колдовское, эмоционально мучительное переживание. Когда Кордова скрылся от публики, возникли сомнения в том, что на фотографии действительно изображен он.

Правая рука

Со второго полнометражного фильма самым доверенным соратником Кордовы стала Инес Галло. Галло была якобы мексиканской домохозяйкой (см. свадебное фото) и в августе 1965 года познакомилась с Кордовой в метро, на маршруте Q в сторону Бруклина. Спустя несколько дней она среди ночи уехала, бросив семью, и следующие 30 лет всплывала лишь как «ассистентка мистера Кордовы» в титрах его 15 фильмов. На публике мисс Галло появилась всего раз, на церемонии вручения премии Американской киноакадемии в 1980 году: выйдя на сцену в ботинках военного образца, она от имени Кордовы, награжденного за фильм «Тиски для пальцев» (1979), приняла «Оскара» за лучшую режиссуру. Ее благодарственная речь состояла из одной фразы: мисс Галло призывала людей «вырваться из [их] клеток, подлинных либо воображаемых». Выступление породило слухи о том, что в действительности своими фильмами Кордова обязан ее безвестному гению. Ролик на «Ю-Тьюбе» получил более трех миллионов просмотров.

Наследница

В июне 1975 года Кордова женился на Джиневре Кастаньелло, итальянской фотомодели и наследнице банковского состояния. Спустя год они купили обширное поместье «Гребень» в горах Адирондак, бывший летний дом Рокфеллеров. Вскоре после рождения сына Теодора Джиневру нашли мертвой — она случайно утонула в озере на территории поместья. Ее смерть считается истоком растущей самоизоляции Кордовы и темы зла как краеугольного камня его работ.

«Гребень»

С 1976 года Кордова жил и снимал на 300 акрах поместья на севере штата Нью-Йорк, в глухих лесах к северу от озера Лоуз. Удаленность поместья (ближайший город — Каргаторп-Фоллз, население 829 чел.) и тот широко задокументированный факт, что оно обнесено 20-футовой оградой военного образца, породили немало спекуляций и слухов о том, что происходит на его территории.

Муза

Актриса и легендарная красавица Марлоу Хьюз стала второй женой Кордовы в период съемок его фильма «Дитя любви» (1985), однако брак был аннулирован спустя каких-то три месяца. Мисс Хьюз отказалась публично комментировать как бывшего супруга, так и их союз, хотя роль — беспощадное изображение жены политика, которая выслеживает шантажиста, угрожающего раструбить о том, что в прошлом она была несовершеннолетней проституткой, — принесла мисс Хьюз восторженные отзывы критиков, лучшие за всю ее карьеру. «Дитя любви» получило рейтинг Х и стало последним фильмом Кордовы, выпущенным в широкий прокат.

Фиаско или ловкий маркетинг?

Десятый фильм Кордовы «Ночами все птицы черны» (1987) — о девочке-подростке, которая готова на страшные поступки, чтобы отыскать пропавшего отца, — был заклеймен Американской ассоциацией киноиндустрии и спровоцировал пикеты негодующих защитников христианской морали (см. фото). Когда на пробном показе у одной молодой женщины случился нервный срыв, «Уорнер Бразерс» отказались выпускать фильм в прокат. Через несколько месяцев поползли слухи о нелегальных показах в Городе Света, в необъятном подземном лабиринте Парижа.

Гиблые глубины города

Тайные просмотры фильмов Кордовы, известные как «заповедные киносеансы», начались в парижских катакомбах, построенных в XII столетии; стены катакомб весьма сообразно сложены из человеческих костей. Подпольные киносеансы вскоре распространились по Европе, Америке и Японии. Так Кордова ступил на новый путь — подрывного колдуна из сумеречного страшного мира, свободного от коммерческих пут мейнстримного общества.

Символ самовластия

В пресловутом интервью «Роллинг Стоуну» в 1977 году — последнем своем публичном выступлении — Кордова отметил, что его любимый собственный кадр — крупный план глаза убийцы в «Силуэтах, омытых светом», и таинственно охарактеризовал этот образ как «самовластный, смертоносный, совершенный». Далее он сознался, что в действительности снимал свой глаз, а при внимательном рассмотрении в радужке глаза различима кричащая женщина. Когда Кордова удалился от публики, поклонники — называющие себя кордовитами — сделали эти слова своим девизом, а стилизованное изображение кадра — символом, который использовали при организации нелегальных показов.

Последний поворот на Кордову

Берлин, станция метро, 1 октября 1989 года, 02:14 — молодая женщина читает расплывчатые инструкции о том, как попасть на показ La douleur (1989).

Прелюдия к преисподней

Посетители заповедных киносеансов редко говорят о том, что там происходит. Одни утверждают, будто сеансы — в кромешной тьме, в зданиях под снос или подземных тоннелях, куда никому ходу нет, — настолько чудовищны, что зрители от страха нередко падают в обморок. Другие заявляют, будто сеансы переходят в оргиастические рейвы, которые длятся не одни сутки. На иллюстрации выше неизвестный уличный актер в Детройте танцует, предвкушая показ «Подожди меня здесь» (1993), первого полноценного фильма ужасов Кордовы о серии неразгаданных убийств, ужаснувших заштатный городишко Южной Каролины. Впоследствии артист утверждал, что просмотр фильма был «все равно что покинуть прежнего себя, пройти через преисподнюю и возродиться».

Эпигон

В феврале 2000 года на заброшенной бумажной фабрике в Каламазу, Мичиган, было найдено изуродованное тело восьмилетней Эми Эндрюс. На теле полиция обнаружила повреждения, от каких пострадала малолетняя жертва Элис Райнхарт в «Подожди меня здесь» (1993). В квартире у задержанного по подозрению в убийстве 22-летнего Хью Тислтона нашли пиратские DVD с «черными фильмами» Кордовы — его последними пятью картинами. Семья Эндрюс создала организацию «Свет Эми», которая скупает и уничтожает все контрабандные копии работ Кордовы, анонимно продаваемые через интернет.

Клевета

12 мая 2006 года журналист Скотт Макгрэт, лауреат ряда премий, объявил в эфире «Найтлайн», что объектом его следующего расследования станет Кордова. Макгрэт утверждал, что Кордова — «хищник, из того же теста, что [Чарльз] Мэнсон, Джим Джонс, полковник Курц», имея в виду варвара и убийцу из «Апокалипсиса сегодня». Далее Макгрэт отметил, что «Кордову кто-то должен попросту убрать». Спустя два дня после эфира адвокаты (см. иллюстрацию), представляющие интересы семьи Кордова, подали на Макгрэта в суд за клевету, требуя миллиона долларов в возмещение морального ущерба. Стороны достигли внесудебного соглашения, однако позже выяснилось, что «источник» журналиста — бывший шофер Кордовы — выдуман от начала и до конца, и Макгрэт был уволен из журнала «Инсайдер».

Прекрасное дитя

В 1986 году Кордова, по слухам, сочетался браком со своей третьей женой, французским модельером Астрид Гонкур. Их дочь Александра в 8 лет сыграла в последнем известном фильме Кордовы «Дышать с королями» (1996). Впоследствии под именем Сандра Деруин она снискала славу как пианистка-вундеркинд и в 12 лет дебютировала в Карнеги-холле. 13 октября 2011 года ее тело обнаружили в заброшенном пакгаузе в Чайнатауне. Ей было 24 года.

Ожидание

С 1977 года Кордова не сделал ни одного публичного заявления. В 2003 году появились сообщения о том, что он работает над новым фильмом под предварительным названием «Матильда», однако никаких доказательств этому не поступало. Взывая к режиссеру с мольбой снять новое кино, кордовиты используют изображение красной птицы, мелькающей во всех 15 его фильмах, — символа строгой красоты, стремления человека к свободе и возможности рывка за грань постижимого пред лицом невообразимого ужаса.

Последний шепот

Слухи о Кордове препарируются и анализируются на закрытом веб-сайте его поклонников «Черная доска». Поступают сообщения о том, что режиссер страдает от душевного недуга, или изуродован болезнью физически, или даже мертв; крошечный намек на его местонахождение просочился 2 июня 2008 года, когда анонимный сотрудник международного лондонского аукционного дома «Кристис» после аукциона произведений современного искусства слил в прессу копию чека. Из документа следует, что «Автопортрет» (1971) Фрэнсиса Бэкона за неназванную восьмизначную сумму был продан некоему «С. Кордове».