«Не от мира сего» — пьеса в трех действиях знаменитого русского драматурга Александра Николаевича Островского (1823–1886).***
Банковский служащий Виталий Кочуев женится на Ксении Васильевне, но ее мать ставит перед ним одно условие — приданое он получит только через год, если у них с женой все сложится. Спустя некоторое время Ксения узнает об его интрижке на стороне и уезжает к матери. Кочуев очень обеспокоен, ведь теперь он рискует не получить богатое приданое, на которое так рассчитывал…
Другими известными произведениями Александра Островского являются «Невольницы», «Таланты и поклонники», «Красавец мужчина», «Без вины виноватые», «Исковое прошение», «Василиса Мелентьева», «Женитьба Белугина», «Дикарка», «Светит, да не греет», «Блажь», «Старое по-новому», «Художественные произведения».
Творчество Александра Николаевича Островского сыграло важнейшую роль в развитии русского национального театра. Его пьесы не сходят с театральных сцен и по сегодняшний день.
Семейные сцены в 3 действиях
ЛИЦА:
Виталий Петрович Кочуев , важный господин, средних лет, служащий в частном банке.
Ксения Васильевна, его жена.
Макар Давыдыч Елохов, пожилой человек, проживший большое состояние.
Фирс Лукич Барбарисов, молодой человек, по наружности очень скромный.
Ардалион Мартыныч Муругов, богатый барин, живущий очень широко.
Хиония Прокофьевна, экономка.
Мардарий, лакей.
Кабинет, изящно меблированный; большой стол, заваленный бумагами, шахматный столик и проч. Две двери: прямо — в большую приемную залу; направо от актеров — в уборную Кочуева.
Елохов входит из приемной, Мардарий входит из уборной с подносом, на котором пустая бутылка шампанского.
Елохов. Что это? Шампанское пьют? Пивали и мы шампанское, пивали, друг, пивали. Кто там у него?
Мардарий. Ардалион Мартыныч. Уж извольте немножко подождать.
Елохов. Посылал ведь он за мной.
Мардарий. Знаю-с. Да приказывали, как придет, говорят, Макар Давыдыч, так попроси подождать в кабинете.
Елохов. Делами занимаются?
Мардарий. Так точно-с.
Елохов. Важными, должно быть?
Мардарий. Само собою-с. Уж важней наших делов нет-с. Потому как через ихние руки большие миллионы свой оборот имеют. При таком колесе без рассмотрения нельзя: каждая малость рассудка требует.
Елохов. То-то они, должно быть, для рассудка шампанское-то и пьют.
Мардарий. Да, ведь уж Ардалион Мартыныч без этого напитку не могут; они даже во всякое время-с. Как они приезжают, так уж мы и знаем-с, без всякого приказания.
Елохов (садясь). Эх, эх! Пивали, друг, и мы.
Мардарий. Как не пить-с! Да отчего ж господам и не кушать, если есть такое расположение? Хмельного в шампанском нет; только одно звание, что вино; и пьют его больше для прохлаждения: так не с пивом же или квасом сравнять. Да хоть бы и лимонад… Пьешь его — сладко, а выпил — пустота какая-то. Конечно, другой в деньгах стеснение видит, так уж тому ни в чем развязки нет; весь человек связан.
Елохов. Какая уж развязка без денег!
Мардарий. Потому крыльев нет. И рад бы полететь, да взяться нечем.
Елохов. Полететь-то и без крыльев можно; влезь на колокольню повыше, да и лети оттуда. Одна беда: без крыльев сесть-то на землю хорошенько не сумеешь: либо плашмя придешься, либо вниз головой.
Мардарий. Это точно-с. А Ардалиону Мартынычу стеснять себя какая оказия, коли у них состояние даже сверх границ! И характер у них такой: что им в голову пришло, сейчас подай! О цене не спрашивают. Тоже иногда послушаешь их разговор-то…
Елохов. А что?
Мардарий. Да уж оченно хорошо, барственно разговаривают. Спрашивают как-то барин у Ардалиона Мартыныча: «А ведь ты, должно быть, в год много денег проживаешь?» А Ардалион Мартыныч им на ответ: «А почем я знаю. Я живу, как мне надобно, а уж там в конторе сочтут, сколько я прожил. Мне до этого дела нет». Так и отрезали; значит, шабаш, кончен разговор. Благородно.
(Прислушиваясь.) Кажется, идут-с. (Уходит в среднюю дверь.)
Из боковой двери выходят Кочуев и Муругов.
Елохов, Кочуев и Муругов.
Кочуев. Макар, здравствуй!
Елохов. Здравствуй! (Кланяется Муругову; тот молча подает ему руку.)
Муругов (Кочуеву). Ну, так как же, Виталий Петрович?
Кочуев. Не могу, никак не могу; уж я вам сказал. Прошу у вас отпуска по домашним обстоятельствам.
Муругов. Что такое за «домашние обстоятельства»? Я этого не понимаю.
Дом, домашние обстоятельства! Что вы птенец, что ли, беззащитный? Те только боятся из гнезда вылететь. У порядочного человека везде дом: где он, там и дом.
Елохов (Кочуеву). Куда это тебя манят?
Муругов. Пикник у нас завтра, легкий обед по подлиске.
Елохов. А позвольте узнать, почем с физиономии?
Муругов. Рублей по 300 выйдет. Не угодно ли?
Елохов. Ого! Было время, не отказался бы, а теперь не по карману.
Муругов. Недорого: с дамами; букеты дамам прямо из Ниццы, фрукты, рыба тоже из Франции. Разочтите!
Кочуев. Не зовите его; он у нас философ.
Елохов. «Философ»! Пожалуй, и философ, да только поневоле.
Муругов. Как поневоле?
Елохов. Прожил состояние, вот и философствую. Что ж больше-то делать? Все-таки, занятие. А будь у меня деньги, так кто б мне велел? С деньгами философией заниматься некогда, другого дела много. А без денег у человека досуг; вот от скуки и философствуй!
Кочуев. Нет, уж дня два-три, а может быть, и неделю, я не ваш. Деньги, если угодно, я заплачу, а быть не могу.
Муругов. Что вы! Да разве нам деньги нужны? Нам люди нужны. Скучно будет без вас.
Кочуев. Не могу, решительно не могу.
Муругов. Ну, как хотите. После сами будете жалеть.
Кочуев. Знаю, знаю, что буду жалеть, да что ж делать!
Муругов. Я все-таки завтра за вами заеду: может быть, и надумаете. До свиданья! (Подает руку Кочуеву и Елохову и уходит. Кочуев его провожает и возвращается.)