Роман в стихах «Дон Жуан» — последнее произведение всемирно известного английского поэта Джорджа Байрона (англ. George Noel Gordon Byron, 1788–1824).
Юного дона Жуана застает в спальне донны Юлии ее ревнивый муж. Во избежание скандала родители отправляют юношу в далекое морское путешествие, где и начинаются его настоящие приключения — пиратский плен, война, путешествия и, конечно же, встречи с прекрасными девушками…
Из-под пера лорда Байрона вышли такие шедевры, как «Корсар», «Паризина», «Чайльд Гарольд», «Каин», «Пророчество Данте», «Мазепа», «Двое Фоскари», «Вернер и наследство», «Проклятие Минервы».
Джордж Гордон Байрон считается символом европейского романтизма, «Прометеем нового времени». В творчестве этой загадочной личности пессимизм и мотивы «мировой скорби» удивительным образом сочетаются со свободолюбием и революционным духом. Его произведения переведены на многие языки мира и уже несколько веков продолжают покорять сердца читателей.
Дон Жуан. Перев. Павла Козлова, допол. перев. О. Н. Чюминой вновь найденной XVII песней.
1
Боб Соути, ты поэт, венком лавровым
Увенчанный и меж поэтов туз,
Хоть изменил и делом ты и словом
Своим друзьям, став торием. Дивлюсь,
С каким искусством ты с порядком новым
Миришься. Заключил ли ты союз
С лекистами при месте иль без места,
Гнездом дроздов, что запеченных в тесто,
2
Пред королем поставили? Пирог
Разрезали, и птицы все запели».
Как этой старой песни смысл глубок!..
Когда льстецы успеха не имели?
Запел и Кольридж с ними,[1] но не мог
Нам разъяснить своей заветной цели:
Его так объяснение темно,
Что без ключа немыслимо оно.
3
Ты, Боб, смелей! Напрасные усилья
Не хочешь делать ты, чтоб петь один
В завидном пироге. Обрезать крылья
Другим дроздам, конечно, нет причин;
И вот, желая скрыть свое бессилье,
Ты до таких возносишься вершин,
Что падаешь стремглав с отвесной кручи,
Блеснув мгновенье рыбкою летучей.[2]
4
Вордсворт огромный том, страниц в пятьсот,
Недавно издал, с новою системой,[3]
Что мудреца и то с ума сведет.
Хоть назвал он свой жалкий труд поэмой,
Поэзии никто в нем не найдет;
Понять его не легкая проблема;
Тот может, для кого понятен он,
Докончить столп, что строил Вавилон.
5
Внимания на свет не обращая,
Вы в Кексвике составили кружок,[4]
Где, лишь себя с любовью восхваляя,
Решили, что лавровый свой венок
Для вас одних поэзия святая
Готовит. Как от истины далек
Подобный взгляд! Вам не найти оплота:
За океан вы приняли болото!
6
Стремленья ваши жалки и смешны…
Их участь — возбуждать одно злорадство!
Пускай места вам теплые даны,[5]
И вам достались слава и богатство,
В продажных мненьях все же нет цены,
Позорным я считаю ваше братство, -
Вам чужды убеждение и честь,
Но все же в вас таланта искра есть.
7
Вы скрыли под лавровыми венками
И наглость ваших лбов, и тайный стыд;
Я зависти к вам не питаю; с вами
Тот не пойдет, кто честь и совесть чтит.
Вы гонитесь за славой и хвалами,
Но славы храм и для других открыт.
Скотт, Роджерс, Кэмпбель, Мур и Крабб велики:
Не заглушат их голос ваши крики.
8
Я не могу нестись за вами вслед:
Я пеш, а ваш Пегас имеет крылья;
Желаю вам успехов и побед,
Пусть ваши увенчаются усилья,
Но знайте: срама нет, когда поэт
Других заслуги хвалит. Знак бессилья -
Встречать все современное хулой;
К бессмертию приводит путь иной.
9
Как ни старайтесь вы — все нет причины,
Чтоб вам венец бессмертие был дан;
Пред славою вы тщетно гнете спины,
Потомства не введете вы в обман.
Случается, что из морской пучины
Великий муж всплывает, как титан,
Но большинство бесследно исчезает;
Куда? — один лишь Бог про это знает.
10
Когда, сраженный гнусной клеветой,
К суду потомства Мильтон обратился, -
Его признал великим суд людской,
И пред его величьем мир склонился;
Но Мильтон не умел кривить душой
И с ложью полноправной не мирился;
Чтоб сыну льстить, он не клеймил отца
И был врагом тиранов до конца.
11
Когда б старик слепой, суля тиранам
Погибель и позор, воспрянуть мог,
Как Самуил, карающим титаном;
Будь он как прежде беден и убог, -
Все не упал бы ниц перед султаном,
Карая зло, преследуя порок,
И пред скопцом духовным, чуждым чести,
Не стал бы расточать позорной лести!
12
О, Кэстельри! предатель и злодей!
Ты обагрил кровавыми ручьями
Ирландию и родины своей
Стал палачом. Преступными делами
Ты тирании служишь и людей
Держать ты хочешь, связанных цепями;
Но кандалы не скованы тобой:
Ты сыплешь яд, но это яд чужой.
13
Ты власти раб и злейший бич свободы
Льстецы и те твоих пустых речей
Хвалить не в состоянии. Все народы
Твои враги. Насмешкою своей
Они язвят тебя. Трудяся годы,
Ты не достиг почтенья у людей.
С тобою Иксиона жернов сходен:
Твой вечный труд бесцелен и бесплоден.
14
Конгрессы ты сзываешь, чтоб кумир
Воздвигнуть рабству! Нравственный калека,
Лишь палачам устраиваешь пир;
Преследуя и мысли человека,
Ты был бы рад поработить весь мир
И чинишь кандалы иного века.
Гнетут тебя, поборника цепей,
И Божий гнев, и ненависть людей.
15
Ты — жалкий раб и хочешь, чтоб рабами
Другие стали. Доблесть, ум и честь
Неведомы тебе. Перед царями
Ты, как Евтропий, расточаешь лесть,
Руководимый алчными мечтами.
Ты, правда, смел; но разве в льдине есть
Хоть легкий след душевного волненья?
В тебе и храбрость — зло и преступленье.
16
Куда бежать? Кругом царит обман.
Когда от тирании нас избавят?
Италии был миг свободы дан,
Но и ее теперь оковы давят;
Пусть цепь ее и кровь ирландских ран
Сильнее слов преступника бесславят!
Оковы рабства тяжко давят свет,
И что же? Соути — жалкий их поэт.
17
Тебе, продажный бард, свое творенье
Я посвящаю. Честь — мой идеал;
Мне святы дней минувших убежденья;
Я их любил и им не изменял;
Такая твердость — редкое явленье,
Когда поэт и тот продажным стал;
Не так ли, Юлиан Отступник новый,
Что тори стал, чтоб воспевать оковы?